На прошедшей Неконвенции 1RS нам удалось пообщаться с одним из продуктивнейших российских татуировщиков - Андреем Колбасиным. Помимо того, что Андрей добился немалых высот в татуировке, он открыл в себе преподавательский талант и основал собственную школу татуировки. Нам было очень интересно узнать о жизненном пути Андрея и конечно же выяснить причины и подробности его школы. Это интервью стало самым большим за всю историю iNKPPL, поэтому мы разделили его на две части. В первой части мы постарались раскрыть личность Андрея, а вторая часть посвящена его школе, планам на будущее и прогнозам относительно того, что ждёт мировую тату-индустрию.
Ну что же, давайте начинать!
- В тату индустрии тебя знают все, но среди наших читателей есть люди не относящиеся к ней напрямую, поэтому расскажи немного о себе.
- Всем привет! Раз меня еще кто-то не знает - меня зовут Андрей Колбасин. Я занимаюсь татуировкой достаточно давно и несмотря на молодой возраст, мне 28, начал я в 12.
Я приходил домой, меня заряжали друзья, типа пойдем колоть и мы до ночи что-то кололи. Потом с утра я вставал, шёл в школу и так пошло-поехало. По сей день я татуировщик.
Кто-то отсчитывает свой профессиональный стаж от индукции, кто-то от ротора, но я как начал татуировать, так и пошел отсчёт. Сейчас мой стаж уже порядка 14-15 лет. Всё это время я погружался в изучение (либо углублялся в изучении) татуировки. Мне хотелось стать профессионалом своего дела, у меня были большие амбиции, которые мне нужно было куда-то выплеснуть, и я решил сделать это в татуировке.
У меня на самом деле не было никогда других хобби и единственное, что я делал - это нюхал клей (смеется). Мы, как беспризорники, бегали по подвалам, то бензин, то клей, а татуировка была сопутствующим развлечением и этим развлечением выступал я.
-А как так получилось, что в 12 лет ты начал татуировать?
- На самом деле все произошло достаточно необычно. Знаешь, это такая история про татуировщика, который свою профессию не выбирал. Я всегда рисовал, первый мазок, какашка по стене - это всё и было моим творчеством. С тех пор я увлеченно рисую и не важно, на какой поверхности и каким материалом. Татуировка для меня это такое же изобразительное искусство, безусловно, со своими правилами и канонами, но всё-таки для меня это рисование, создание определенного образа.
Я жил в глухой деревне, которая находится в лесу. Это рабочий поселок. Когда Союз развалился, люди там всё равно остались, мои родители еще там добывали торф и превращали его в брикеты. Всё было построено вокруг Торфо-Брикетного завода на 300 человек, который находился в лесу на месторождении. Это в псковской области, на границе с Прибалтикой. Там и прошло моё детство.
Как собственно получилось, что я начал татуировать? Пришли зеки, пришли те ребята, которые нуждались в татуировках и попросили меня. Я сказал тогда, что не буду и не умею, но так как я был единственный рисующий человек в радиусе 200 км - это бремя всё-таки упало на меня, на 12-ти летнего ребёнка. За неделю до моего дня рождения, после удара в нос, я стал татуировщиком.
Это не значит, что мне это было не интересно, или что меня держали под колпаком - нет. Но в тот момент на меня пришлось несколько поднадавить. А так как я был ребенком, мне было интересно во всём этом возиться. Я ходил вечером по домам и татуировал взрослых людей.
Отчасти из-за этого у меня более зрелый характер. Я воспитывался не папой и мамой, двумя взрослыми людьми, а целым обществом взрослых. Со своими сверстниками я практически и не общался. Приходил в школу, хулиганил, дрался, убегал и возвращался домой бить татуировки. А, нет, наврал, еще я до 9-го класса учился в музыкальной школе.
- На чём играешь?
- На гитаре. Но мне всегда не нравилось это занятие. Несмотря на то, что у меня красный диплом, что-то мне не зашло это дело. В моём понимании гитара - это тяжелый рок, когда стоишь на сцене, трясёшь патлами, а в то время я играл классическую музыку. Сама по себе классика мне нравится, но переигрывать Баха и Бетховена на гитаре - как-то не очень (смеется).
Поэтому я самореализовывался в татуировке. Круче пацана на деревне, чем я - просто не было. Несмотря на то, что, конечно же, никто мне не платил, я был в абсолютной безопасности. Только мама с папой могли меня заругать, и это был предел опасности моей жизни. В любой компании я был почётным гостем, потому что я был кольщиком, а его все уважают и угощают. Так вот и прошли мои нулевые, потрясающее было время. Потом мы с братом переезжали из города в город, и вот я в Петербурге.
- Давно здесь живешь?
- 7 лет. Я раньше приезжал сюда поработать, менял города, всю Псковскую область объездил, но всегда возвращался в Питер. Славный город. И когда мой друг предложил мне переехать сюда, я сразу же согласился. Тем более, что у меня было уже даже приглашение от Николая Виноградова. Он пригласил меня поработать в студии «Больно будет». Эта студия известна всем старым татуировщиком. Но на самом деле дойти до студии я так и не смог и устроился попутно в другую студию.
- А что для тебя вообще означает слово «татуировка»?
- О, без преувеличения, татуировка - это жизнь моя. На данный момент - это образ моего мышления. Судьба решила за меня, что я стану татуировщиком. Для меня это не профессия, мой выбор или что-то подобное - это судьба. Так произошло, что я не выбирал её и по-прежнему она меня не отпускает. Один раз кольнул человека и всё, это останется с тобой до самого конца. Ты можешь не связывать себя профессией, но этот момент ты не забудешь никогда. Момент, когда ты стал татуировщиком.
- Отлично! А помнишь свой самый первый опыт в татуировке?
- Конечно! Он незабываемый. Вот это, как раз тот момент, тот старт, когда ко мне пришли ребята, постучались в дверь, пригласили меня к себе на хату. Я сижу, боюсь, трясусь, вокруг меня мужики, бабы, кто-то пьёт, курят.
Никто там не собирал оборудования никакого. Имелась машинка, которая там была в качестве реликвии. Так вот, из пакета достаётся она, а я не понимаю, что это за кусок говна, замотанный изолентой. Я не представляю где они её взяли, на какой помойке они её нашли.
У меня в то время в таком виде был велосипед, собранный с помощью молотка и изоленты. Но, тем не менее, мне её дали и сказали: «Коли».
Никаких тренировок, сразу в бой. У парня был какой-то трайбл, больше похожий на какие-то кусты, и его нужно было обновить. Я спросил, что делать, мне опять повторили: «Коли» и я начал колоть.
Провел контур. Для меня, как человека рисующего, не было никакой проблемы провести ровную линию или круг от руки, так что я даже не нашел никакой сложности татуирования в техническом плане.
Короче, это был просто контур, и внутри него нужно было закрасить. Я не понимал, что делаю, было много крови, потому что все были пьяные и в эту же ночь я наколол очень много татуировок. Попутно мне наливали, я курил сигареты, попутно слушал маты и смотрел на интересных красивых женщин. Для меня это была некая дверь в Нарнию (смеется), я вошёл в неё и оказался совсем в другом государстве.
Когда я колол, я не понимал, как это нужно делать. Ни про толщину кожи, ни про её сопротивление я тогда не слышал. Это была просто струна, которая входила в кожу, как раскалённый нож в масло и оставляла после себя не какой-то там след, а прямо настоящий порез со сгустками крови.
Меня еще в процессе подпихивали в затылок, мол, чего у тебя там не получается, давай крась, краска же не остаётся, давай глубже. Поэтому приходилось много раз проводить по одному и тому же месту. Это была хорошая школа на самом деле.
Эти мужики, хоть и не были из хороших семей, научили меня многому. Им не составляло труда объяснить мне, как собирать розетку или заточить нож так, чтобы он резал газету на лету.
- А всё-таки, были ли какие-то сложности в освоении этого процесса, или же он показался тебе лёгким?
- Нет, ну конечно это не было легко. Я понимал, что у меня не получается, но в то время я был очень ограничен в плане информации. Я даже и не знал, что существует такая профессия - татуировщик.
6 лет я колол контур и тушевал, и это у меня получалось. Потом ко мне пришло осознание того, что нужно стать профессионалом. Лет, наверное, в 16, по телевизору начали крутить ролики про петербургский тату-фестиваль.
И мне мама говорит: «Смотри, там твои эти зеки выступают, беги, смотри повтор». Я посмотрел. Это был буквально 30 секундный ролик, в котором показали татуировщиков, их работы, и для меня это стало вдохновением.
Я представить не мог, что то, что я мог нарисовать на бумаге, можно выполнить в татуировке. Первый человек, которого я увидел, был Миша Тату. Он татуировал какой-то красной машинкой красивого тигра. Тигров я колоть умел, а вот машинки красной, увы, не было.
Я срочно побежал, купил красную изоленту и замотал ей все свои машинки. Пытался повторить увиденное и по итогу я понял, что пора мне выбираться из своей деревни. Я поездил по городам, заходил в тату-студии. Был приятно удивлён существованием тату-индустрии в принципе. Мне много отказывали, кто-то помогал, но в целом путь освоения технической стороны процесса был очень и очень сложным.
Первый мой более-менее профессиональный набор обошёлся мне по цене девятки. Друзья говорили, надо тебе покупать машину, но я уже понимал, что есть лайнер и шейдер и был чётко уверен, что это нужно купить и опробовать, пусть даже оно стоит как машина.
Я тогда нелегально работал на РЖД несовершеннолетним проводником на маршруте Москва-Санкт-Петербург. Заработал деньги, купил комплект оборудования и вот тут начались проблемы.
Машинки не работали как нужно и я начал разбираться почему. Что-то крутил, настраивал, и в итоге всё стало нормально. Это были профессиональные Заковские машинки, они стоили как девятка, но я тогда решил, что пусть у меня сейчас не будет машины, но эти машинки в будущем принесут мне много денег и я куплю 10 девяток.
Такого принципа я придерживаюсь и сейчас. Эти машинки у меня лежат до сих пор вместе со струной как реликвия.
- Расскажи о том, как в итоге сформировалась твоя профессиональная карьера?
- Формирование моей профессиональной карьеры началось с приходом профессионального оборудования. Хотя, на мой взгляд, делать что-то сверхъестественное в то время я не мог.
Да и в то время было не так много татуировщиков. В свободном доступе появилась информация о киевской конвенции, и оттуда я узнал, кто такой Тарас Шевченко, Самохин, Женя Иванов.
Ряд классных сибирских татуировщиков оказался в поле моего внимания: Сайгон, Чикай. Из московских татуировщиков я знал только Турянского и Ореха, Антона Алексенко и Пашу Ангела.
Это были мои примеры для подражания, а я был в общей массе тех, кто имел несколько машинок и делал какие-то татуировки. Но потихоньку моя техника начала становиться всё лучше и лучше. Это происходило не потому, что тупо шло время и нарабатывались часы практики. Нет, я был в поисках любой информации.
Если появлялась какая-либо книга по татуировке, я её покупал, если в ней ничего полезного для меня не было, я не оставлял надежды, что в следующей будет именно оно. Появился форум, на котором я выискивал информацию, ни с кем не общался и не задавал вопросов, потому что в то время татуировщики были максимально агрессивные. Это сейчас все компетентны и вежливы, готовы бесплатно делиться друг с другом опытом. А в то время даже за совет приходилось платить.
Мама меня заставляла разбираться в медицинских аспектах. Я приходил к ней на работу в больницу и, разговаривая с врачами, получал информацию об устройстве кожи, стерилизации. Она мне даже приносила стерильные простыни с больницы, которыми я пользовался, как салфетками.
- Как ты пришел в итоге к реализму и что тебя вдохновляет?
- Мое понятие реализма - это рисунок, живопись, натура. То, что ты видишь - то ты и делаешь. Каждая бутылочка, брошенная неаккуратно, или стул, стоящий не там где обычно, могут стать предметом твоего творчества.
Если у тебя нет, к примеру, денег на плакат, ты можешь взять его, перерисовать и повесить на стену, если нет денег на кассету, можешь её переписать, а обложку нарисовать самостоятельно. Такое было моё детство. Это был инструмент обогащения себя самого. Не нужно было капризничать и выпрашивать у родителей денег на то, что я мог сам сделать.
Так было во всём, в татуировке в том числе. Когда я обрел определенный технический уровень, позволяющий мне реализовать то, что мне нравится - я стал реалистом.
Это не означало, что я делал только лишь реализм. Время было сложное и само понятие татуировщик подразумевало то, что ты должен делать всё и качественно. Вершиной «пищевой цепочки» был человек, который мог сделать качественный портрет. То есть он делает всё и портрет. Если ты не умеешь делать портрет, то значит ты уже чуть ниже. Это были правила нулевых.
Сам момент формирования реализма был всемирным. Были старички-прародители, которые уже добились определенного успеха и служили нам всем примером. Мы все смотрели на них и старались дотянуться до их уровня и сделать лучше.
Свои технические навыки татуировки я повышал параллельно с художественной частью. От музеев меня было за уши не оттащить. Сейчас, когда татуировка вышла из андеграунда и превратилась в большое творческое коммьюнити, я очень рад, что могу сходить в музей с пацанами.
Могу набухаться, поиграть на гитаре и при этом на сеансе татуировки обсудить с ребятами какую-то картину. Мне это приятно! Раньше меня в этом никто не поддерживал, даже удивлялись, как можно променять весёлую тусовку на музей - лошара что ли?
Так потихоньку всё и пришло к реализму. Делать то, что ты видишь, и насыщать это максимально информацией. Тут я хотел бы заметить, что максимально - не значит вырисовывать в портрете каждый прыщик. Это значит выражать своё видение, объем какого-либо объекта, его структуру.
Если есть какая-либо интересная фактура у объекта, её, конечно же, нужно выделить. Но сейчас, на самом деле, у современных реалистов есть одна проблема - это перелизывание всего, что захватил фотоаппарат. Раньше не было цифровых камер, а плёнка, не захватывает такое количество деталей. Цифра - наоборот, деталей много, выглядит это эффектно, но с художественной точки зрения - это не изобразительное искусство.
Фотография - это фотография, а творчество - это творчество.
Я тоже пытался идти в ногу со временем, максимально детализировал изображения и делал это достаточно быстро, но в итоге мне всё не нравилось. Поэтому я решил, что мой реализм будет только моим. Я хорошо в этом разбираюсь и буду делать так, как мне нравится. И вот года 4 назад я наконец-то обрёл себя и выдохнул. Отписался от всех татуировщиков, перестал листать ленту и стал наконец-то самим собой.
- То есть, кумиров среди татуировщиков у тебя нет?
- Есть. Мне очень нравится один татуировщик. Я считаю его единственным настоящим реалистом - это Дима Самохин. Он родоначальник каких-то правильных движений. Мне также очень нравилось творчество Чикая, Олега Турянского, в какой-то мере я восхищался работами Тараса Шевченко, но так, чтобы они наложили какой-то отпечаток на моё формирование - нет.
Для всех реалистов мира Дима Самохин единственный папа. Который самим своим существованием даёт пример классического реализма.
Все остальные кумиры - это художники. Эпоха возрождения, какие-то канонические образы. Самыми сильными, при том, что мне не очень нравится импрессионизм, на мой взгляд, являются Караваджо и Рембрандт. После них, наверное, Рубенс.
- А у тебя у самого есть классическое художественное образование?
- Нет. Я не закончил, и могу даже сказать, что и не учился. Была попытка в детстве походить в художественный кружок, но это был порожняк. Уже позже, когда я был татуировщиком и работал в своей парикмахерской (смеется), был у меня определенный перерыв в учёбе и я решил поступить в медицинский колледж.
Но позже понял, что не вывезу эту учёбу, хотя знаний вынес оттуда море. Я впитывал всё как губка, но видимо не самая большая губка для такого объема информации (смеется).
Потом был колледж искусств, но и эта попытка была тщетной. Я был уже намного старше своих сокурсников, да и сами они были сильно слабыми и преподаватель под них подобрался тоже слабый. Я понял, что здесь меня ничему не научат. Поэтому бросил учёбу и уехал в Питер. Тут всё и завертелось по полной.
- Слушая тебя сейчас, я могу заметить, что ты идёшь по своему пути практически по наитию, это очень интересно.
- Да я вообще по натуре анархист. Есть забавный факт из моей жизни. Я практически никогда не дежурил ни в школе, ни в колледжах.
Потому что у меня был прописанный государством минимум посещения, а если кто-то меня пытался привлечь к чему-то в моё законное свободное время - пусть платит мне за это деньги (смеётся).
Даже маме я объяснял, что если я не пойду дежурить по классу, то пойду на пилораму и заработаю себе денег на новый портфель, а если буду дежурить, то школа сэкономит на найме уборщицы и уже портфель купят они.
А этот портфель должен был достаться мне. И мама нас с братом в этом поддерживала, всегда отпускала на работу, потому что из той жопы, где мы родились - нужно было выбираться. Поэтому я захотел стать татуировщиком и я им стал.
- А когда ты осознал, что стал популярным татуировщиком? И как, по-твоему, вообще можно измерить эту популярность?
- Это всё очень волнообразно. Я был популярным. Сейчас, я бы даже сказал, что я настолько непопулярен, что с тем временем, когда я начинал - это даже не сравнится. Меня знал весь город. А сейчас ты идёшь по большому городу со своими тысячами фоловеров, а тебя никто и не знает. Никто с тобой не фотографируется, и массово не здороваются.
Сегодняшняя тенденция такова, что у тебя должно быть определенное количество подписчиков и эти подписчики должны так или иначе тебя навещать. Ты должен устраивать для них встречи, и далее уже по сарафанному радио они будут говорить, что, мол, вот мы сегодня были у Колбасы. С точки зрения такого коммерческого хода, я не совсем, конечно же, популярен.
Есть ребята, организующие действительно глобальные семинары, например, Валя Рябова. Это нонсенс такой, уникум, который собирает вокруг себя огромное количество людей и вряд ли кто-то соберёт больше.
По моим личным ощущениям сейчас я не настолько популярен, каким был 6 лет назад. Тогда я только приехал в Питер и у меня было две публики. Псков, в котором у меня было всё захвачено и Петербург.
В Пскове я прямо ходил царём и уехал оттуда красиво. Там я сделал себя личностью и единственное, чего я не успел сделать, так это получить медаль от города (смеётся). В 21 год я получил от государства помещение под работу как молодое дарование, мол сиди и татуируй. Но я его не взял, потому что это не тру (смеётся). Тогда я уже мог сделать свою классную студию.
И вот я приехал в Питер, где меня уже ждали. Тогда не было ни Джангирова, ни Охарина, ни Рябовой, и мне это импонировало. Я был самым молодым и обо мне сразу все узнавали. Тем не менее, мы начали как-то с Джангировым одинаково расти, в ногу так сказать.
О нём говорили, но о нём всегда будут говорить. Это человек-легенда пожизненно. Его язык, это, конечно, достояние человечества. Он очень классный пацан и это его огромнейший плюс. Как бы плохо он не делал тогда татуировки, о нём всегда отзывались хорошо. Если он сделал маленький шажок вперед, все говорили, что это длинная лестница в будущее.
И вот я со своими амбициями приехал нагнуть Питер, но вначале он нагнул меня. Я с этим справился и постепенно начал нагибать его. Сейчас у меня всё в порядке.
Комментарии (0)